Художники братья Григорий Григорьевич и Никанор Григорьевич Чернецовы мало известны широкой публике. Не слишком занимало их наследие и специалистов. Библиография их творчества огорчительно скудна.Черенцовым выпало быть современниками Карла Брюллова и Александра Иванова, Алексея Венецианова и передвижников. Искусствоведческая критика оставила в тени великих имен их настойчивую и непритязательную работу, сравнимую по интонации не с яркими молнийными вспышками, по с ровным, не меняющим интенсивности горением. Произведения Черпецовых нередко упоминаются в краеведческих, литературоведческих, исторических, географических публикациях как своеобразные пособия — иконографические, топографические, меморативпые. Особенно часто имена братьев художников звучат в связи с пушкинской темой: старпти был автором натурного портрета великого поэта, младший — исполнил для национального гения картину «Дарьяльское ущелье». Читатели очерков о Пушкине, о Кавказе и Волге, об Италии и Палестине, бывает, не обращают внимания па имена авторов иллюстраций. Важнее предмет изображения, нежели его живописное качество или того хуже — стилистическая привязка. Творчество Черпецовых, к несчастью, выпало из историко-художественного контекста, не получило должного осмысления именно как историко-художественпое явление. Между тем, эти многогранные мастера — уникальный феномен в летописи национальной художественной школы. Наследие этих художников невероятно огромно. Только собрание Русского музея включает свыше шестидесяти живописных полотен, несколько тысяч графических листов (рисунков, акварелей, литографий), сотни страниц рукописных записок и путевых дневников. В подавляющем большинстве все это с трудом поддающееся осмыслению богатство не издано, не описано, не оценено. Ужели и в самом деле историкам искусства суждено догматически твердить о братьях Чернецовых как о добросовестных ремесленниках, а их подвижнические усилия останутся в хрониках культурной жизни России явлением второго ряда? Первая монографическая выставка призвана развенчать этот миф, имеющий давние традиции, но, по счастью, не обретший ипостаси абсолютной истины. Надо заметить, что Чернецовы сами провидели свою историческую долю, предсказали с изумляющей проницательностью свою «нишу» в истории русской художественной школы. С откровенностью и прямодушием, свойственными только им, Григорий Чернецов однажды объявил — за себя и за брата: «Мы пойдем своим путем, и пусть пойдем одни!».2 Документальные данные возводят род Чернецовых к древности. Предки их, видимо, принадлежали к монашеству («чернец» — старорусское «монах»). Первый из известных истории Чернецовых — священник Василий, духовник государственного деятеля и дипломата XVII века боярина Артамона Матвеева. Он сопровождал своего духовного сына и в ссылке, сначала в Пустозерске, затем в Мезене, а с января 1682 года — в Л ухе.3 Сын священника — Василий Васильевич — прапрадед братьев-художников и основал жительство семьи в этом древнем, но заштатном городе. Мемуарные и художественные рассказы Чернецовых о почве (вот точное слово!), на которой взросли будущие живописцы, относятся к 1820-м годам. В цепкости памяти и неизменности чувств братьев нет, однако, никаких оснований сомневаться. |
