В постмодернистском романе Бориса Виана «Пена дней» описан следующий сюжет: героиня, девушка - экстраверт, физически ликвидирует некоего успешного писателя Жана-Соля Партра, а также всех книготорговцев, имевших на своих прилавках его сочинения из-за неразделенной любви к молодому человеку - библиофилу, предпочитавшему любовным приключениям собирательство книг своего кумира. Экзистенциальные страсти - это не про нас. И мы не станем учинять расправу над виновными, умышленно замалчивать, как, впрочем, и особо подчеркивать роль высочайших влиятелей на творческий дух и плоть нашего экспонента - Пелагеи Шуриги. Идея тени отца Гамлета (на выбор: Мусатова, Кандинского, Матисса и т.д.) довлеет над критиками. Нами избран иной дискурс. Это небольшая выставка малых по формату рисунков отдельно взятого раннего периода большого скульптора и талантливого мастера. Так и надо ее понимать. И здесь совершенно неуместны громкие эпитеты, на которые почти всегда рассчитывает «выставком»: «великая», «неотразимая», «восхитительная» и пр. Графика малых форм -произведения искусства, если только они не художественный продукт «на злобу дня», «обезвеличены» своей простой искренностью и индивидуальностью исполнителя, и от этого не становящиеся мелкими, посредственными и «проходными». Такая графика ценна сама по себе, она не выступает в роли служанки для эпохально-глобальных целей (эскизы -задумки для живописных полотен, монументальных композиций). Это как «Маленькая ночная серенада» Моцарта или короткие рассказы Чехова. Рисунки Пелагеи Шуриги 19Г0-20-Х годов следует воспринимать в отрыве от фактов биографии их создателя, обстоятельств личной жизни. Главные этапы ее творческой зрелости далеко впереди, и этому была посвящена большая выставка в Русском музее десятилетие назад: много скульптуры, пластики, а также графика сороковых - ее каменные бабы, изваяния ордынской эпохи, истуканы языческих племен, несущие в себе предметность пра-культуры азиатской расы. Чтобы придти к этому, Шурига прошла долгий путь: рутинное десятилетнее администрирование в Музее фарфора ЛФЗ, вынужденная эвакуация в Ирбит (почти Ойкумена), осознание надвигающейся катастрофы, распада внутреннего мира на фоне внешних катаклизмов. А все началось с тонкого стилизованного европеизма, модерна харьковского пошива, студии Элеоноры Блох, ученицы Родена1. И это 17-й год: «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем...» И вдруг эти дамы с кринолинами, арлекины с мандолинами. Сплошь «Recherche du temps perdu». |
